Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане (ночь 71)

Семьдесят первая ночь

Когда же настала семьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что они провели в городе Хама три дня, а потом поехали и ехали беспрерывно до тех пор, пока не достигли другого города, в котором провели три дня, а затем они поехали и вступили в Диар-Бекр, и на них повеял ветерок Багдада. И Дау-аль-Макан вспомнил о своей сестре Нузхат-аз-Заман, об отце и о матери и подумал, как он вернется к отцу без сестры, и заплакал и застонал и начал жаловаться, и его печали усилились. И он произнес такие стихи: 

«О други, доколь терпеть и медлить придется мне? 

И нету ко мне от вас гонца, чтоб поведать мне. 

Ведь дни единения так кратки, поистине! 

О, если б разлуки срок короче мог сделаться! 

Вы, за руку взяв меня, откиньте одежд покров — 

Увидите, как я худ, но скрыть худобу хочу. 

И если кто скажет мне: «Утешься!» — скажу ему: 

«Клянусь, не утешусь я до дня воскресенья». 

И истопник сказал ему: «Прекрати этот плач и стенания, мы близко от шатра царедворца». Но Дау-альМакан воскликнул: «Я обязательно должен говорить какие-нибудь стихи, быть может огонь в моем сердце погаснет». — «Ради Аллаха, — сказал истопник, — оставь печаль, пока не прибудешь в свою страну, а потом делай, что хочешь. Я буду с тобою, где бы ты ни был». — «Клянусь Аллахом, я не перестану», — воскликнул Дау-альМакан и обратился лицом в сторону Багдада. 

А луна сияла и изливала свой свет, и Нузхат-аз-Заман не спала этой ночью; она беспокоилась и вспоминала о своем брате Дау-аль-Макане и плакала. И, плача, она вдруг услыхала, как ее брат Дау-аль-Макан плакал и говорил такие стихи: 

«Луч блеснул зарниц йеменских, 

И тоскою я охвачен 

По любимом, бывшем близко, 

Что поил привета чашей. 

Он напомнил о метнувшем 

Мне стрелу в моем жилище, 

О сияние зарницы, 

Возвратятся ль дни сближенья? 

О хулитель, не брани же! 

Испытал меня господь мой 

Тем возлюбленным, что скрылся, 

И судьба меня сразила, 

И ушла услада сердца, 

Когда время отвернулось. 

Поит он меня заботой, 

Неразбавленною в чаше, 

И себя я вижу, друг мой, 

Мертвым прежде единенья. 

Время! К нам с любовью детской 

Воротись скорей с приветом, 

С безопасностью счастливой. 

От стрелы, меня сразившей, 

Кто поможет чужеземцу, 

Что с испуганным спит сердцем? 

Одинок в своем он горе, 

Потеряв Усладу Века [137]. 

Овладели нами силой 

Руки сыновей разврата». 

А окончив свои стихи, он закричал и упал без чувств. Вот что было с ним. 

Что же касается Нузхат-аз-Заман, то она этой ночью бодрствовала, так как ей вспомнился в этом месте ее брат. И, услышав среди ночи голос, она отдохнула душой и поднялась, обрадованная, и позвала евнуха. «Что тебе надо?» — спросил он. И Нузхат-аз-Заман отвечала: «Пойди и приведи мне того, кто говорит эти стихи». — «Я не слышал его», — сказал евнух…» 

И Шахерезаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Понравилось?